В четверг я назвал главу Следственного комитета Александра Бастрыкина «иностранным агентом» и выложил документы, из которых следует вывод: главный следователь страны числился учредителем чешской компании Law Bohemia, владел в Чехии недвижимостью и к тому же имел «вид на жительство» в этой стране.
В пятницу журнал TheNewsTitmesсо ссылкой на свои источники в правоохранительных органах сообщил, что известна дата моего ареста — понедельник, 30 июля. Формальный повод — расследование в рамках истории с «Кировлесом». С вопроса об этом и начался наш разговор.
— Говорят, в понедельник арестуют?
— Кто говорит? Я не говорю.
— Но ты готов к аресту?
— Я уже много лет готов к такому развитию событий. Я же прекрасно понимаю, чем я занимаюсь и с какими людьми имею дело. Арестовывать меня не за что. Но я понимаю, что в нашей стране арестовать могут любого человека. И тебе это отлично известно. 100% к этому готовым быть нельзя, но тем не менее…
— А семья? Жена, дети?
— Они тоже живут в такой ситуации достаточно давно. Олимпийского спокойствия, конечно, нет, но есть понимание, что в любой день меня могут лишить свободы.
— Нет желания переправить семью в более безопасное и спокойное место?
— Мы живем жизнью обычных людей, и всегда так жили, и продолжаем жить. У нас нет ни желания, ни возможности жить какой-то другой жизнью.
— И недвижимости за пределами России нет?
— Точно!
— А в твоем расследовании о заграничной недвижимости и виде на жительство Бастрыкина есть «личный зуб»?
— Там есть и личное, и общественное. У любого нормального человека в нашей стране, тем более занимающегося политикой и хоть раз столкнувшегося с произволом силовиков, есть свой «личный зуб» на Бастрыкина. Мне не понравилось, что творили его люди во время обыска у меня дома. Мне не нравится, что сейчас творится с уголовным делом по Болотной площади. Мне не понравилась история с «Новой газетой» и ее развязка… Поэтому, да, признаюсь, это — целенаправленная кампания.
— А будет продолжение чешской истории вне юрисдикции России?
— Да, у нас направлены заявления и есть «квиточки», что они приняли это обращение. Чешские СМИ и The Financial Times пишут, что чешская полиция уже заявила, что считает противозаконными действия Бастрыкина, когда он не уведомил своевременно власти о том, что продал свой бизнес, а, следовательно, какое-то время незаконно имел вид на жительство, и это будет расследоваться.
— Когда еще это будет… А вот в отношении тебя расследование уже завершено. Аресты по «уголовному делу 6 мая» продолжаются. Стремительно приняты поправки в законодательство, которые серьезно ограничивают гражданские свободы. Что происходит?
— Это месть! Они очень сильно испугались в декабре, думали, сейчас что-то будет. Но быстро сообразили, что бить их никто не собирается, что большинство протестующих хочет мирного развития событий. Они поняли, что штурмовать Кремль никто не собирается, и весьма рационально выбрали линию поведения, чтобы в течение какого-то времени, которое им еще отмерено, задавить всех по беспределу.
— Получится?
— Думаю, что нет. Но в ходе процесса будут сложности и эксцессы.
— И будут уголовные дела, будут аресты.
— Я не понимаю логики действий власти. Это тоже одна из проблем власти. Когда люди занимают должности не из-за профессиональной пригодности, а по принципу личной преданности, лояльности. Ты можешь заваливать все что угодно, но если ты член корпорации и тебе доверяют, ты будешь там оставаться. Но при этом важнейшие вопросы: кого сажать, кого не сажать, что по «Пуси Райт», что по 6 мая, что по мне, — конечно же, принимает не следователь и даже не Бастрыкин. На уголовном деле «должен сидеть» такой человек, которому скажут: «Выпускай», он выпустит, скажут: «Сажай», он будет сажать. Он должен быть человеком, который будет делать все, что ему скажут. Потому что он всего лишь непосредственный участник цепочки телефонного права.
— Уголовное дело в отношении тебя по «Кировлесу» — из тех самых «телефонных»?
— Им нужно какое-то уголовное дело, чтобы оно длилось бесконечно. По «Кировлесу» девять месяцев искали криминал в отношении меня, ничего не нашли. А возобновили дело, когда я потребовал реабилитации. Мне пришли бумажки, что уголовное дело в отношении меня закрыто и что я имею право на реабилитацию. Но ничего не происходило. Никаких извинений. Я месяц подождал и обнародовал этот документ. Уже на следующий день выступил Маркин (руководитель пресс-службы СК. — И. М.), заявил, что все отменяется. А в понедельник меня вызывают для предъявления обвинения. Девять месяцев искали, работая непосредственно в Кировской области, — ничего не нашли, а тут буквально за несколько недель, сидя в Москве, — и уже обвинительное заключение готово…
— А что будет осенью? Как думаешь, осенью произойдет всплеск социальной протестной активности? И наложение социальных протестов на протесты политические?
— Про наложение социальных протестов на политические все говорят уже года три. Но я не думаю, что это случится скоро и возникнет прямое сложение этих процессов. Социальные протесты и протесты политические — это все-таки разные вещи. Но сейчас ситуация стремительно меняется. Популярность власти падает, потому что экономическая ситуация не улучшается. Это совершенно точно. Выбор очень ограниченный: или стагнация, или ухудшение. Это гарантирует только одно — ухудшение рейтингов. Как власти в целом, так и конкретных властных персон. Снижение рейтингов и потерю управляемости они попытаются компенсировать ужесточением, то есть закручиванием гаек. И это даст нарастание политического протеста. При этом я не жду, что бабушки, протестующие против роста тарифов на коммунальные услуги или обесценивания пенсий, будут выходить на митинги и требовать освобождения арестованных после майского марша протеста.
— Но бабушки бывают очень активными. Вспомни закон о монетизации льгот. Именно бунт бабушек заставил власть пересмотреть этот закон.
— Но в этом протесте не участвовали политические силы. И бабушки не выдвигали политические требования. Поэтому власти проще было пойти на попятную.
— Раз мы вспомнили митинг в защиту арестованных после майского протеста, почему не было твоего выступления на этом митинге?
— Меня не было в списке выступающих. К тому же я ехал с совета директоров «Аэрофлота» и не знал точного времени, когда приеду. Это было первое заседание совета, давно назначенное. У меня были сомнения, что я вообще успею на митинг.
— Аэрофлот — это уже экономика. Хочу спросить тебя, как члена совета директоров «Аэрофлота». Цены на нефть перестали уменьшаться, а рубль этого и не заметил, продолжает падать, вывоз капиталов из страны нарастает. С чем можно связать эти процессы?
— Я это связываю с тем, что сейчас никто не верит в перспективы российской экономики. Не верят, что она может расти, приносить дивиденды. Но самое главное, что люди здесь, в России, не верят в перспективы улучшения жизни, не верят в какие-то позитивные перемены, поэтому капиталы и бегут. Вся экономика, по меткому выражению Белковского, — это экономика РОЗта: распил, откат, занос. Экономика так и работает. Люди зарабатывают на каких-то примитивных вещах, как добыча сырья, и стремятся все вывезти из страны. Они не связывают свою дальнейшую жизнь, жизнь своих детей с Россией. Даже Бастрыкин не сильно связывает, приготовил «запасной аэродром» в виде квартиры в Чехии.
— А член совета директоров «Аэрофлота» Алексей Навальный связывает?
— Член совета директоров Навальный и гражданин Навальный верит в Россию. Поэтому и занимается тем, чем занимается. Я верю, что мы не обречены, что мы можем быть ничуть не хуже любой другой европейской страны. Поэтому я борюсь с этой властью. Да, очень большое количество людей считает, что побороть власть невозможно. А люди, связанные с властью, не связывают с Россией никаких надежд, они считают, что мы обречены. Они считают, что Путин будет долго. До 80 лет. Потом придумают таблетки молодости, и он будет жить и править до ста лет. И очень многим не хочется тратить свое время, свою жизнь на борьбу — они просто уезжают. А я не уеду.
В пятницу журнал TheNewsTitmesсо ссылкой на свои источники в правоохранительных органах сообщил, что известна дата моего ареста — понедельник, 30 июля. Формальный повод — расследование в рамках истории с «Кировлесом». С вопроса об этом и начался наш разговор.
— Говорят, в понедельник арестуют?
— Кто говорит? Я не говорю.
— Но ты готов к аресту?
— Я уже много лет готов к такому развитию событий. Я же прекрасно понимаю, чем я занимаюсь и с какими людьми имею дело. Арестовывать меня не за что. Но я понимаю, что в нашей стране арестовать могут любого человека. И тебе это отлично известно. 100% к этому готовым быть нельзя, но тем не менее…
— А семья? Жена, дети?
— Они тоже живут в такой ситуации достаточно давно. Олимпийского спокойствия, конечно, нет, но есть понимание, что в любой день меня могут лишить свободы.
— Нет желания переправить семью в более безопасное и спокойное место?
— Мы живем жизнью обычных людей, и всегда так жили, и продолжаем жить. У нас нет ни желания, ни возможности жить какой-то другой жизнью.
— И недвижимости за пределами России нет?
— Точно!
— А в твоем расследовании о заграничной недвижимости и виде на жительство Бастрыкина есть «личный зуб»?
— Там есть и личное, и общественное. У любого нормального человека в нашей стране, тем более занимающегося политикой и хоть раз столкнувшегося с произволом силовиков, есть свой «личный зуб» на Бастрыкина. Мне не понравилось, что творили его люди во время обыска у меня дома. Мне не нравится, что сейчас творится с уголовным делом по Болотной площади. Мне не понравилась история с «Новой газетой» и ее развязка… Поэтому, да, признаюсь, это — целенаправленная кампания.
— А будет продолжение чешской истории вне юрисдикции России?
— Да, у нас направлены заявления и есть «квиточки», что они приняли это обращение. Чешские СМИ и The Financial Times пишут, что чешская полиция уже заявила, что считает противозаконными действия Бастрыкина, когда он не уведомил своевременно власти о том, что продал свой бизнес, а, следовательно, какое-то время незаконно имел вид на жительство, и это будет расследоваться.
— Когда еще это будет… А вот в отношении тебя расследование уже завершено. Аресты по «уголовному делу 6 мая» продолжаются. Стремительно приняты поправки в законодательство, которые серьезно ограничивают гражданские свободы. Что происходит?
— Это месть! Они очень сильно испугались в декабре, думали, сейчас что-то будет. Но быстро сообразили, что бить их никто не собирается, что большинство протестующих хочет мирного развития событий. Они поняли, что штурмовать Кремль никто не собирается, и весьма рационально выбрали линию поведения, чтобы в течение какого-то времени, которое им еще отмерено, задавить всех по беспределу.
— Получится?
— Думаю, что нет. Но в ходе процесса будут сложности и эксцессы.
— И будут уголовные дела, будут аресты.
— Я не понимаю логики действий власти. Это тоже одна из проблем власти. Когда люди занимают должности не из-за профессиональной пригодности, а по принципу личной преданности, лояльности. Ты можешь заваливать все что угодно, но если ты член корпорации и тебе доверяют, ты будешь там оставаться. Но при этом важнейшие вопросы: кого сажать, кого не сажать, что по «Пуси Райт», что по 6 мая, что по мне, — конечно же, принимает не следователь и даже не Бастрыкин. На уголовном деле «должен сидеть» такой человек, которому скажут: «Выпускай», он выпустит, скажут: «Сажай», он будет сажать. Он должен быть человеком, который будет делать все, что ему скажут. Потому что он всего лишь непосредственный участник цепочки телефонного права.
— Уголовное дело в отношении тебя по «Кировлесу» — из тех самых «телефонных»?
— Им нужно какое-то уголовное дело, чтобы оно длилось бесконечно. По «Кировлесу» девять месяцев искали криминал в отношении меня, ничего не нашли. А возобновили дело, когда я потребовал реабилитации. Мне пришли бумажки, что уголовное дело в отношении меня закрыто и что я имею право на реабилитацию. Но ничего не происходило. Никаких извинений. Я месяц подождал и обнародовал этот документ. Уже на следующий день выступил Маркин (руководитель пресс-службы СК. — И. М.), заявил, что все отменяется. А в понедельник меня вызывают для предъявления обвинения. Девять месяцев искали, работая непосредственно в Кировской области, — ничего не нашли, а тут буквально за несколько недель, сидя в Москве, — и уже обвинительное заключение готово…
— А что будет осенью? Как думаешь, осенью произойдет всплеск социальной протестной активности? И наложение социальных протестов на протесты политические?
— Про наложение социальных протестов на политические все говорят уже года три. Но я не думаю, что это случится скоро и возникнет прямое сложение этих процессов. Социальные протесты и протесты политические — это все-таки разные вещи. Но сейчас ситуация стремительно меняется. Популярность власти падает, потому что экономическая ситуация не улучшается. Это совершенно точно. Выбор очень ограниченный: или стагнация, или ухудшение. Это гарантирует только одно — ухудшение рейтингов. Как власти в целом, так и конкретных властных персон. Снижение рейтингов и потерю управляемости они попытаются компенсировать ужесточением, то есть закручиванием гаек. И это даст нарастание политического протеста. При этом я не жду, что бабушки, протестующие против роста тарифов на коммунальные услуги или обесценивания пенсий, будут выходить на митинги и требовать освобождения арестованных после майского марша протеста.
— Но бабушки бывают очень активными. Вспомни закон о монетизации льгот. Именно бунт бабушек заставил власть пересмотреть этот закон.
— Но в этом протесте не участвовали политические силы. И бабушки не выдвигали политические требования. Поэтому власти проще было пойти на попятную.
— Раз мы вспомнили митинг в защиту арестованных после майского протеста, почему не было твоего выступления на этом митинге?
— Меня не было в списке выступающих. К тому же я ехал с совета директоров «Аэрофлота» и не знал точного времени, когда приеду. Это было первое заседание совета, давно назначенное. У меня были сомнения, что я вообще успею на митинг.
— Аэрофлот — это уже экономика. Хочу спросить тебя, как члена совета директоров «Аэрофлота». Цены на нефть перестали уменьшаться, а рубль этого и не заметил, продолжает падать, вывоз капиталов из страны нарастает. С чем можно связать эти процессы?
— Я это связываю с тем, что сейчас никто не верит в перспективы российской экономики. Не верят, что она может расти, приносить дивиденды. Но самое главное, что люди здесь, в России, не верят в перспективы улучшения жизни, не верят в какие-то позитивные перемены, поэтому капиталы и бегут. Вся экономика, по меткому выражению Белковского, — это экономика РОЗта: распил, откат, занос. Экономика так и работает. Люди зарабатывают на каких-то примитивных вещах, как добыча сырья, и стремятся все вывезти из страны. Они не связывают свою дальнейшую жизнь, жизнь своих детей с Россией. Даже Бастрыкин не сильно связывает, приготовил «запасной аэродром» в виде квартиры в Чехии.
— А член совета директоров «Аэрофлота» Алексей Навальный связывает?
— Член совета директоров Навальный и гражданин Навальный верит в Россию. Поэтому и занимается тем, чем занимается. Я верю, что мы не обречены, что мы можем быть ничуть не хуже любой другой европейской страны. Поэтому я борюсь с этой властью. Да, очень большое количество людей считает, что побороть власть невозможно. А люди, связанные с властью, не связывают с Россией никаких надежд, они считают, что мы обречены. Они считают, что Путин будет долго. До 80 лет. Потом придумают таблетки молодости, и он будет жить и править до ста лет. И очень многим не хочется тратить свое время, свою жизнь на борьбу — они просто уезжают. А я не уеду.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
ВНИМАНИЕ: наше мнение не совпадет с Вашим на 100%